Неточные совпадения
— Он нам замечательно рассказывал, прямо — лекции читал о том, сколько сорных трав зря
сосет землю, сколько дешевого дерева, ольхи, ветлы, осины,
растет бесполезно для нас. Это, говорит, все паразиты, и надобно их истребить с корнем. Дескать, там, где
растет репей, конский щавель, крапива, там подсолнухи и всякая овощь может
расти, а на месте дерева, которое даже для топлива — плохо, надо сажать поделочное, ценное — дуб, липу, клен. Произрастание, говорит, паразитов неразумно допускать, неэкономично.
Кроме
сосны около деревень
росли разные деревья, которых я до сих пор нигде еще не видал.
В ней господствуют зной и морозы,
растут пальма и
сосна, персик и клюква.
Впрочем, в чернолесье, где изредка
растут сосны, глухари водятся иногда и держатся вместе с тетеревами березовиками.
Ночь была сегодня темная, настоящая волчья, как говорят охотники, и видели хорошо только узкие глазки старца Кирилла. Подъезжая к повертке к скиту Пульхерии, он только угнетенно вздохнул. Дороги оставалось всего верст восемь. Горы сменялись широкими высыхавшими болотами, на которых
росла кривая болотная береза да сосна-карлица. Лошадь точно почуяла близость жилья и прибавила ходу. Когда они проезжали мимо небольшой лесистой горки, инок Кирилл, запинаясь и подбирая слова, проговорил...
Темная синева московского неба, истыканная серебряными звездами, бледнеет,
роса засеребрится по сереющей в полумраке травке, потом поползет редкий седой туман и спокойно поднимается к небу, то ласкаясь на прощанье к дремлющим березкам, то расчесывая свою редкую бороду о колючие полы
сосен; в стороне отчетисто и звучно застучат зубами лошади, чешущиеся по законам взаимного вспоможения; гудя пройдет тяжелым шагом убежавший бык, а люди без будущего всё сидят.
По мере того как одна сторона зеленого дуба темнеет и впадает в коричневый тон, другая согревается, краснеет; иглистые ели и
сосны становятся синими, в воде
вырастает другой, опрокинутый лес; босые мальчики загоняют дойных коров с мелодическими звонками на шеях; пробегают крестьянки в черных спензерах и яркоцветных юбочках, а на решетчатой скамейке в высокой швейцарской шляпе и серой куртке сидит отец и ведет горячие споры с соседом или заезжим гостем из Люцерна или Женевы.
Когда человека начинает со всех сторон одолевать счастье, когда у него на лопатках словно крылья какие-то
вырастают, которые так и взмывают, так и взмывают его на воздух, то в сердце у него все-таки нечто
сосет и зудит, точно вот так и говорит: «Да сооруди же, братец, ты такое дело разлюбезное, чтобы такой-то сударь Иваныч не усидел, не устоял!» И до тех пор не успокоится бедное сердце, покуда действительно не исполнит человек всего своего предела.
Лес казался зеленее, но это был не тот дремучий лес, какой
рос зеленой стеной около Белоглинского завода и на Смородинке: ели были пушистее,
сосны ниже и развилистее, попадались березняки и осинники целыми островами.
Проснулся он среди ночи от какого-то жуткого и странного звука, похожего на волчий вой. Ночь была светлая, телега стояла у опушки леса, около неё лошадь, фыркая, щипала траву, покрытую
росой. Большая
сосна выдвинулась далеко в поле и стояла одинокая, точно её выгнали из леса. Зоркие глаза мальчика беспокойно искали дядю, в тишине ночи отчётливо звучали глухие и редкие удары копыт лошади по земле, тяжёлыми вздохами разносилось её фырканье, и уныло плавал непонятный дрожащий звук, пугая Илью.
Не такие леса, как у нас, не
сосны, не ели, а все граб, пальма, грецкие орехи, инжир, на котором винные ягоды
растут, и все это виноградником да колючкой переплетено.
Было густо, и сад казался непроходимым, но это только вблизи дома, где еще стояли тополи,
сосны и старые липы-сверстницы, уцелевшие от прежних аллей, а дальше за ними сад расчищали для сенокоса, и тут уже не пáрило, паутина не лезла в рот и в глаза, подувал ветерок; чем дальше вглубь, тем просторнее, и уже
росли на просторе вишни, сливы, раскидистые яблони, обезображенные подпорками и гангреной, и груши такие высокие, что даже не верилось, что это груши.
В нашем заводе были два пруда — старый и новый. В старый пруд вливались две реки — Шайтанка и Сисимка, а в новый — Утка и Висим. Эти горные речки принимали в себя разные притоки. Самой большой была Утка, на которую мы и отправились. Сначала мы прошли версты три зимником, то есть зимней дорогой, потом свернули налево и пошли прямо лесом. Да, это был настоящий чудный лес, с преобладанием
сосны. Утром здесь так было хорошо: тишина, смолистый воздух, влажная от ночной
росы трава, в которой путались ноги.
Было бы гораздо умнее, если бы вместо чахоточных лип, желтой акации и редкой стриженой сирени
росли тут высокие
сосны и хорошие дубы.
В тех уездах Оренбургской губернии, где
растет сосна и где водятся вместе с простыми, полевыми тетеревами глухари или глухие тетерева, кроют и их также простыми тетеревиными шатрами, только всегда в малом числе.
Опять начиная
расти, он пролетел через реку, неслышно ударился о глинистый берег и
сосны и, пройдя сквозь них, — исчез, как дым.
Он звал Таню, звал большой сад с роскошными цветами, обрызганными
росой, звал парк,
сосны с мохнатыми корнями, ржаное поле, свою чудесную науку, свою молодость, смелость, радость, звал жизнь, которая была так прекрасна.
Старинный парк, угрюмый и строгий, разбитый на английский манер, тянулся чуть ли не на целую версту от дома до реки и здесь оканчивался обрывистым, крутым глинистым берегом, на котором
росли сосны с обнажившимися корнями, похожими на мохнатые лапы; внизу нелюдимо блестела вода, носились с жалобным писком кулики, и всегда тут было такое настроение, что хоть садись и балладу пиши.
Гаврила Иванович объяснил, что в допрежние времена здесь все
рос сплошной ельник, а потом был пожар, и после пожара пошла вот
сосна да березняки.
Сухой Пал выделялся какой-то суровой красотой и резко отличался от других мест, по которым ехали до сих пор. Кругом
росли вековые
сосны в обхват толщиной; почва делала мягкий уклон к небольшому круглому озерку и кончалась крутым обрывом, на котором
росла корона из громадных лип.
Афоня. Нет, не к росту. Куда мне еще
расти, с чего! Я и так велик по годам. А это значит: мне не жить. Ты, дедушка, возьми то: живой человек о живом и думает, а у меня ни к чему охоты нет. Другой одёжу любит хорошую, а мне все одно, какой ни попадись зипунишко, было бы только тепло. Вот ребята теперь, так у всякого своя охота есть: кто рыбу ловит, кто что; в разные игры играют, песни поют, а меня ничто не манит. В те поры, когда людям весело, мне тошней бывает, меня тоска пуще за сердце
сосет.
Он сидит, охваченный глухой и тяжёлой злобой, которая давит ему грудь, затрудняя дыхание, ноздри его хищно вздрагивают, а губы искривляются, обнажая два ряда крепких и крупных жёлтых зубов. В нём
растёт что-то бесформенное и тёмное, красные, мутные пятна плавают пред его глазами, тоска и жажда водки
сосёт его внутренности. Он знает, что, когда он выпьет, ему будет легче, но пока ещё светло, и ему стыдно идти в кабак в таком оборванном и истерзанном виде по улице, где все знают его, Григория Орлова.
Кое-где по горе криво стоят тихие берёзки и осины, а наверху, на краю оврага,
растёт могучая
сосна, выдвинула над нами широкие, чёрные лапы и покрыла нас, как шатром.
У нас нет таких пышных растений, как вы и ваши товарищи, с такими огромными листьями и прекрасными цветами, но и у нас
растут очень хорошие деревья:
сосны, ели и березы.
— Ветлужское золото!.. Ха-ха-ха!.. Россыпи за Волгой!.. Ха-ха-ха!.. Не
растут ли там яблоки на березе, груши на
сосне?.. Реки молочные в кисельных берегах не текут ли?.. Ах ты, крестный, крестный, — уморил совсем!.. Ха-ха-ха!..
Внизу блестел Донец и отражал в себе солнце, вверху белел меловой скалистый берег и ярко зеленела на нем молодая зелень дубов и
сосен, которые, нависая друг над другом, как-то ухитряются
расти почти на отвесной скале и не падать.
Она бойко встряхнула головой и зашагала бодрее, помахивая своим клетчатым зонтиком, стуча по плитам тротуара грубыми сапогами. А внутри, там, далеко где-то, в самых тайниках детского обиженного сердечка,
сосало что-то… Какая-то неудовлетворенность, обманутые надежды. Смутно поднималось со дна души какое-то тяжелое, неприятное чувство и
росло,
росло…